Именем закона. Сборник № 2 - Игорь Гамаюнов

— Столько с собой не ношу… — Лицо Миши озарилось мрачноватой улыбкой. — Куда желаешь, чтобы калым принесли? Когда желаешь? Какого человека желаешь, чтобы принес? Может, симпатичного желаешь?

— Завтра. В два часа дня. У меня дома, — отчеканил Ярославцев. — С людьми к тому моменту договорюсь. Координаты их тебе передадут. Послушание гарантирую безоговорочное.

— Ох, — вздохнул Миша. — Умная у тебя голова, Хозяин. Сколько брелков подарил этих, как спички дарил — не думал…

— Да если бы и думал. Не в брелках деньги, а в людях. До свидания, Миша.

— Прощай, Хозяин.

Склонившись понуро над рулем, он стылым взглядом исподлобья провожал грузную, в клетчатом, модного покроя пальто, фигуру цыганского барона, усаживающегося на заднее кожаное сиденье своего заграничного лимузина, фыркавшего выхлопом двухсот шестидесяти лошадиных сил.

Все. С мелочами сегодняшнего дня он покончил. Теперь предстояло главное: предстояло совершить насилие над собой… Впрочем, не было ли насилием над собою то, что совершено им сегодня? Да, но совершено-то на технике сухих переговоров; он ни перед кем не играл, действовал искренне и открыто, а вот сейчас начиналось тягостное и порочное…

Анна. Женщина, существующая как некий объект… чрезвычайного, стратегического назначения. Объект, требующий неусыпного контроля, вклада средств и точной нацеленности на запланированную функцию.

Операция «Анна» началась год назад, когда он впервые ощутил неминуемость приближающейся грозы… Ощутил, но не отмахнулся легкомысленно, не пошел на поводу расхолаживающего благоденствия сиюминутности, наоборот: начал жить встречей катастрофы. Заставил себя.

Заставил себя встать однажды ранним утром, поехать на противоположный конец города, дождаться, когда из подъезда жилого дома выйдет малопривлекательная сорокалетняя женщина, сядет в «Жигули» и отправится привычным маршрутом на службу. А он последует за ней и на очередном перекрестке «неловко» перестроится из ряда в ряд, покорежив крыло ее автомобиля.

С этого началось «знакомство». С ее истерических упреков, поползновений немедленно вызвать ГАИ, сильного душевного волнения, вызывавшего в нем едва сдерживаемый смех…

— Как вы думаете… во сколько обойдется ремонт? — терпеливо спросил он, выслушав ее возмущенные причитания.

— Да тут… на двести рублей…

— Очень хорошо. Вот двести рублей. За моральные издержки. Расходы по ремонту тоже беру на себя. Через три часа подъезжайте на станцию в Нагатино и там заберете свою машину.

— Я не могу через три… только вечером!

— Как скажете. А пока моя машина к вашим услугам.

Вечером, получив идеально отремонтированный автомобиль с попутно устраненными дефектами, дама позволила себе, наконец, представиться Ярославцеву как Анна, смущенно возвратив двести рублей. Тот долго отнекивался, а после весело предложил:

— Данный конфликт заслуживает того, чтобы его отметить где-нибудь, скажем в «Арагви». Деньги мои, платите вы… Идет?

Отметили. Познакомились.

Так и появился объект… стратегического назначения.

Анна отличалась вздорным характером, благодаря которому растеряла все былые привязанности к ней мужчин и замкнулась в работе, обретя в ней смысл и опору. Занимала Анна определенную должность в финансовом ведомстве Внешторга; должность ответственную, связанную с крупными валютными операциями.

Отношения с любовницей развивались именно так, как Ярославцев и предполагал: в Анне все более крепла привязанность к нему, и все острее желалось ей женского, обычного — надежного мужа, детей, — при полном, впрочем, понимании неосуществимости такого желания, — возлюбленный имел семью, устоявшийся быт, прочный достаток и ничего иного, помимо тайной связи, не мыслил. Но и тем дорожила увядающая Анна: наконец-то в чистенькой квартирке ее с разнообразными половичками, салфеточками и целой коллекцией гипсовых статуэток появился настоящий мужчина — щедрый, тактичный, с положением — как-никак, а близок к одному из министров: а может, и не к одному…

С блистательной небрежностью преподносились им сногсшибательные но ценам подарки, играючи разрешались острые житейские проблемки… Одно угнетало Анну: нечасто, как о том мечталось, навещал ее любимый, а мечталось… да, о многом мечталось Анне! И как-то, превозмогая страх, рискнула она все-таки спросить его: могут ли они быть вместе? Как муж и жена. Ответа она ожидала любого, но услышала более чем внезапное…

— Не хочу тебе лгать. — ответил Ярославцев. — А правда же такова: в этой стране я не добился ничего. О сути моих неудач ты знаешь… Короче. Страну я собираюсь покинуть. Ты же со мной не поедешь. Так?

Покинуть страну… Она не могла вымолвить ни слова. На том разговор и окончился. А после были бессонные ночи и какая-то деформировавшаяся реальность повседневности, в которой думалось ей больно и ясно о ценностях сегодняшней ее жизни. Привыкла она к Ярославцеву; привыкла как к наркотику, утрата которого лишала жизнь всей прелести и аромата, всей радости и надежды, оставляя лишь голую, накатанную схему ее прошлого, пустенького бытия. А что было в нем? И не вспомнить…

И разговор возобновился. И сказала она: готова идти за тобой куда угодно…

— Милая, — ответил он, — но и это не все… Я тоже еще о многом должен подумать. Ведь сломать судьбу себе — одно, а любимому человеку — другое.

…Сейчас, поднимаясь пешком по узким лестничным пролетам типовой пятиэтажки, он старался настроить себя на бесстрастное продолжение игры, напрочь подавив какие-либо эмоции; отбросив прочь как розовенькие понятия жалости и милосердия, так и мрачный — подлости, жестокости… Он обязан воплотиться в робота, в автомат. Падение случилось, теперь ему предстояло быть бесконечным, а попытка затормозить его означала разбиться сразу, о первый же выступ стены бездны, куда он летел…

Всю чепуху этих размышлений он оставил за дверью. Начиналась игра. В любовь и трудно скрываемую озабоченность житейскими передрягами. И то и другое Ярославцев в течение двух часов изображал довольно-таки убедительно.

В итоге сели пить чай на кухоньке, способной по чистоте своей соперничать с операционной.

— У тебя неприятности, да? — посочувствовала она, с нежностью целуя его в шею.

— Присядь… — Он легонько отстранил ее. Выдержал паузу, напряженно и искательно глядя в глаза напротив: преданно-испуганные, как у собачки. — Я начал собирать чемоданы.

— А я?.. — вырвалось у нее растерянно.

— А тебе предстоит решать.

Но я же решила… Я… Да, но каким образом? — озадачилась она. — Я ведь не подавала никаких заявлений…

— И слава богу. — Ярославцев невольно усмехнулся. «Заявлений»! — Аня… Заявлений попросту не примут. А билет и паспорт ты получишь… в неофициальном порядке. Это как раз несложно. Сложность в ином: нужны деньги. Уезжать туда голым смысла не имеет.

— Я все продам… — пробормотала она.

— Глупость. Золото и деньги не вывезешь. Но имеющиеся у тебя под рукой валютные документы… — Он помедлил. — Да, это очень некрасиво с точки зрения закона и морали… от которых ты уедешь.

Ее глаза были стеклянно-безумны от страха, сомнений и тысяч вопросов.

— Я понимаю, — кивнул Ярославцев. — Те бумажки, что проходят через твои руки каждодневно, не более чем бумажки. И только усилием изощренной фантазии они представляются воплощенными в жизнь: в дом, машины, путешествия, прислугу… Но та, слишком другая для твоего понимания жизнь есть. И тебе в ней тоже найдется место.

Он замолчал. Муторный осадок всех предыдущих встреч неожиданно поднялся, комом встав в горле.

«Что ты делаешь?! — вырвалась из-под спуда бездумия обжигающая стыдом и болью мысль. — Опутал бабу, перевернул ей мозги, держишь ее под гипнозом, как удав мышку… Зачем? Это  т в о е  падение, не увлекай других».

— Я пойду. — Ярославцев встал. — Тебе надо остаться одной и подумать.

Она не ответила, замерев оглушенно, как после удара.

— Это горько и нехорошо, Аня, — вымолвил он на прощание. — Но все иное… нецелесообразно. Пойми.

…При проведении обыска в квартире гр. Лямзина И. З. тот, разыграв замешательство при обнаружении следователем прокуратуры потайной кнопки, находящейся внизу самодельного серванта, спровоцировал нажатие последним данной кнопки, что привело к падению серванта, представлявшего собой дно убирающейся к стене кровати, декоративно оформленное под место хранения посуды. Следователь госпитализирован с сотрясением мозга и мелкими порезами лица…

…При препровождении гр. Лямзина И. З. от места жительства к оперативной машине им была предпринята попытка оказания сопротивления сопровождавшим его сотрудникам УУР. При анализе мотивов такого поступка выяснилось: Лямзин, идя на подобный конфликт, имел намерение незаметно провести на двери подъезда меловую черту, представляющую, видимо, своеобразный знак. Мелок обнаружен в салоне оперативной машины спустя тридцать минут после вышеизложенного инцидента. Меловая черта, согласно докладу участкового инспектора, уничтожена.